Переводчик: Irgana
Бета: Эстебан Бореад, Китахара
Название: Камешки на подоконнике
Жанр: джен, романс
Рейтинг: PG
Пейринг: Киба/Шино
Дисклеймер: мир и герои Наруто принадлежат Кишимото Масаши.
Разрешения автора на перевод и размещение: получено.
Оригинал: здесь
Камешки на подоконнике
Камешки на подоконнике
"Can you understand being alone so long
you would go out in the middle of the night
and put a bucket into the well
so you could feel something down there
tug at the other end of the rope?"
~"The Abandoned Valley", Jack Gilbert
you would go out in the middle of the night
and put a bucket into the well
so you could feel something down there
tug at the other end of the rope?"
~"The Abandoned Valley", Jack Gilbert
Было нелегко убедить Акамару остаться дома.
Не потому, что пёс был глуп и не из-за проблем в общении – просто они всегда были не разлей вода, так что в конце концов Киба сдался и разрешил Акамару пойти с ним.
Он приказал псу вернуться, как только достиг владений Абураме.
Кибе случалось тут быть раз или два, но то было днём, и, уж конечно, он никогда не пытался залезть к Шино в окно, да ещё по темноте.
Все бывает в первый раз.
Он знает, что это глупо, уже когда начинает взбираться вверх: глупо беспокоиться о ком-то вроде Шино. Впрочем, “беспокоиться” неверно сказано, скорее, ему немного любопытно, что это стряслось с Абураме.
Хотя и не сказать, чтобы тот как-то необычно себя вёл.
Сегодня Шино ушёл с тренировочной площадки, не проронив ни слова, даже не кивнув, а это, по мнению Кибы, достойно внимания или хотя бы любопытства.
Киба взбирается по подоконникам так быстро и тихо, как только может, и старается не думать о том, насколько странно он себя ведет. И как это на него не похоже, ведь Киба всегда строил жизнь по законам стаи, а Шино уж никак не часть его стаи, и потому нельзя ему дарить – скорее даже, “уделять” – такое настойчивое внимание.
Но ведь Шино все-таки часть его команды, говорит себе Киба, так что этого достаточно.
Ну, по крайней мере, он так себе это объясняет.
Инудзука перемещает ногу еще выше и поскальзывается на росе, скопившейся в узкой полоске тени на подоконнике. Киба судорожно хватается руками, восстанавливает равновесие и задерживает дыхание: инстинктивно и естественно, не хочет же он выдать себя печатью, чакрой или еще чем-нибудь таким же профанским.
И, о боже, хоть бы никто не проснулся, в такой-то час, а то что подумает клан Абураме, если обнаружит, что Инудзука лезет в окно Шино таким манером, и…
Ну и конечно, именно сейчас, когда Киба висит, судорожно дыша, вцепившись в подоконник за несколько метров до окна Шино, он вспоминает, как однажды, в редком порыве общительности, Шино рассказал ему о традиции «взросления» в клане Абураме.
Не то чтобы это можно было назвать настоящей «традицией», как сказал тогда Шино с непередаваемым движением пальцев (которое Киба расценил как аналог пожатия плеч), аккуратно облизывая дольку апельсина - пожалуй, это своего рода негласное соглашение между старшими представителями клана: считается, что стук мелких камешков в ставни сыновей и дочерей посреди ночи - это просто бьются в стекла ветви качающихся деревьев, топот ног за забором производится животными, а окна открываются бесшумно, украдкой исключительно для того, чтобы впустить свежий ночной воздух.
Словом, чего не вижу – о том не думаю.
Киба тогда задумчиво сказал: «Значит, вы все-таки не асексуальны», - и получил в ответ самый уничижительный взгляд, который когда-либо бросал на него Шино. Было трудно сказать, что именно выражали высокий воротник и тёмные очки, но вот изломленные дугой брови - вкупе с апельсиновой шкуркой, которая секундой позже шлепнула Кибу по лбу, - были уже непрозрачным намёком.
И вот, осознает Киба, глубоко вдыхая, - вдох-выдох, медленнее, вот так, теперь вперёд, - и взбираясь ещё выше по стене дома, так тихо, как только может, - так вот, вполне возможно, что сейчас он неосознанно участвует в том, что легко может сойти за брачный ритуал Абураме.
«Ухаживание», - он почти слышит поправку Шино.
И это ну очень странная мысль, потому что Киба с трудом может представить себе, что Шино вообще способен хоть за кем-то «ухаживать».
«А что, если они подумают?..»
Эта мысль даже ещё более странная, чем прежняя, поэтому Киба просто раздражённо скрипит зубами – тихо – и наконец подтягивается на толстый широкий подоконник Шино. Усевшись, он почти не удивляется тому, что ставня приоткрыта.
Киба быстро решает: может, толкнуть створку и проскользнуть внутрь, - и уже размышляет, как бы всё провернуть, не спровоцировав естественные механизмы защиты Абураме, когда вдруг вспоминает, что он же всё-таки имеет дело с Шино.
Иначе он бы уже, как пить дать, давно слетел вниз, и с ним бы там потолковали «по-мужски».
Ну, или еще что-нибудь в этом духе. Но Киба просто закатывает глаза (в темноте) и зовет - вернее, очень тихо шепчет в маленькую комнатку:
- Шино...
Секунду он волнуется:
«А что если…?»
А потом:
«Что если – что?»
Потому что очень уж много всяких «что если», чтобы обо всех них сейчас волноваться.
Это нервное. Да знает он, что это нервное, даже если это и правда просто невинная проверка самочувствия товарища по команде. Но не должны же домашние визиты быть настолько напряжёнными, чтобы Киба вылез из постели посреди ночи и пришёл сюда, да еще в таком мандраже, хотя вроде не из-за чего. Потому что именно так поступают Инудзука: они по уши влезают в чужое дело, пусть и из благих намерений, а вот уж как на это отреагирует член клана Абураме…
Это глупо.
Из глубины комнаты раздается очень тихий шорох, блики от звёзд чёркают по тёмным стёклам очков, холодных, как панцирь жука, – да он даже ночью их не снимает! – и белые в лунном свете пальцы хватаются за раму.
И замирают.
У Кибы хватает времени вообразить белые камешки, летящие в стекло, и подумать: может, его лицо – первое, которое появилось в окне Шино.
Он слышит, как Шино говорит: «Киба», - слегка приглушенно, учитывая стекло, которое всё ещё разделяет их, и хотя имя звучит как утверждение, в голосе слышится вопрос.
Вопрос, который для остальных переводился бы как междустрочное «какого чёрта?».
Или, может, «а что, если?»…
Но Киба в данный момент не думает о всяких там «что-если», потому что по другую сторону окна стоит гораздо более насущный вопрос, и короткий диалог между ними просто напрашивается на продолжение.
- Привет, - отвечает Киба, настолько громко, насколько хватает смелости, а потом немного смущенно спрашивает: - Что у тебя случилось?
Трудно сказать, что Киба имел в виду, потому что на самом-то деле он хотел спросить: «Ты как?». Но даже сейчас это такой вопрос, вроде бы проще некуда, на который Шино ни за что в жизни не ответит, может, потому, что его воспитали так: если ты жив, значит, у тебя все в порядке.
Понимает Шино, что Киба имел в виду, или нет, но его пальцы немного крепче стискивают подоконник – и Инудзука запоздало осознаёт, что, возможно, это вообще первый раз, когда кто-либо потрудился задать Шино такой вопрос.
Размышляя над этим, Киба тихонько стучит в окно, немного резче, чем собирался, и почти не думает о брачных ритуалах – ухаживании – или о том, что его услышат. Сейчас, пусть хоть весь клан Аубраме его увидит – ему нет до этого дела, потому что, может, хоть тогда они узнают, что есть кто-то со стороны, кто будет взбираться на стену ради Шино…
- Открой.
Молчание длится еще некоторое время, и, наконец, Шино принимает решение, уверенно берётся за раму и открывает окно. Киба ухмыляется, принимая молчаливое приглашение, и соскакивает внутрь, как камешек, пущенный с определённой целью.
Словно ему и полагалось здесь быть.
Словно в этом и правда нет ничего такого.