Автор: Dai Ri
Персонажи: Киба, Акамару, типо спойлер щенки
Категория: джен
Жанр: hurt/comfort
Рейтинг: G
Размер: мини, 1121 слово
Дисклеймер: все права на мир и персонажей принадлежат Масаси Кишимото
Предупреждение: возможен ООС, постканон
Размещение: с разрешения автора
От автора: текст писался когда-то на конкурс "Мультомания" для Laora
читать дальше
Никогда раньше весна не приносила тяжелого осадка — наоборот, прибавляла сил, радовала, побуждала к жизни. Солнце словно подпитывало энергией, и хотелось обнять весь мир. Весь прекрасный расцветающий мир, свежий, расчерченный линиями ручьев, пахнущий травой и ветром. Ах как залихвастцки свистел этот ветер в ушах, когда они бежали-бежали — до горизонта, до самого вечера! И ведь не уставали ничуть, хотя засыпали мгновенно. Сейчас же усталость накатывала с самого утра — грузной неповоротливой тушей. Лениво шкрябала когтями и смотрела тоскливо и обреченно — давай никуда не пойдем сегодня или очень-очень по-быстрому? Киба вздыхал и отвлеченно гладил Акамару по загривку. Тот ластился и жмурил подслеповатые глаза. Время изрядно его истрепало. Хотя и самого Кибу тоже...
— Вот же непруха, да, друг? Старость не радость...
Акамару покачивал большой головой и будто спал стоя. Киба бы не удивился. Но жалеть не собирался. Боевому псу бездействие подобно смерти. Поэтому Киба растармашивал Акамару, похлопывал по бокам, теребил и выводил на улицу. А там гнал — покрикиванием, короткими ударами: ни приказ, ни косточка уже не действовали — ровно до конца улицы. Потому что выдыхался сам, а Акамару плюхался на зад и с места не сдвигался. Киба отчитывал его, привалившись к теплому боку — ноги не держали, грудь ходила ходуном. Из-за тесной взаимосвязи оба вместе с преимуществом двойной силы получали и обратную сторону медали — слабость одного становилась слабостью другого. Когда-то думалось — перетерпится, когда-то казалось — здорово же вдвоем и в горе, и в радости. Но тогда не хрипел после несчастных трехсот метров, но тогда не видел шерсть в проплешинах и волоски седины в бороде... Однако на настойчивое предложение мамы поменять собаку Киба всё ещё не мог дать согласия. Ведь сколько лет они с Акамару!.. И вообще — с друзьями так не поступают.
Когда же Акамару шершаво проводил языком по щеке, тыкался носом в подмышку и помогал подняться, Киба ясно осознавал, что скорее умрет вместе с ним, чем оставит на одиночество. И ласково трепал по макушке. А затем они неспешно начинали бродить по Конохе. Свежей, вычищенной, одуряющее пахнущей ветром, и сердце щемило от воспоминаний, что каких-то несколько лет назад они проделывали весь путь бегом, в мгновении ока, и картинка размывалась перед глазами. А внутри клокотало, взрывалось чувство неземной радости. Хорошо тогда было. Ошалело, сумасбродно, свободно... Сейчас же — сплошные заботы и обязательства. И рутина, рутина, рутина.
Не успевал Киба прийти домой, как начиналось — сделай, помоги, убери, круговорот по дому и двору, вместо тренировок — возня с инструментами. И ведь всегда находилось что-нибудь новое! Новое, но какое же скучное: вроде делаешь что-то — хоп! — и день проходит, а что было в этом дне и не расскажешь. Зато часами и взахлеб готов про молодость, команду, друзей, про экзамен, миссии, даже войну. Только толку-то, когда вокруг спокойно, мирно, обыденно, и Акамару спит почти целый день, и каждый следующий день кажется невыносимым. Киба позорно тайно мечтал, чтобы всё однажды вернулось, и точно знал — о подобном думает еще минимум полсотни человек. Но удерживало будущее — то самое счастливое и светлое, ради которого столько боролись. И на поролись, как следовало, зато дети в большинстве своем никогда не станут убийцами. Наверное, стоило радоваться. Наверное...
В одну из прогулок стало совсем тошно — Акамару еле переплетал лапами, сам Киба лениво брел следом, а весна душила жаром и терпкими запахами. Всё вокруг словно погрузилось в дымку и липкий сироп заодно. Одолевала апатия и бездействие. Еще и люди напоминали скорее спящих, чем кипящих энергией. И хотелось запереться в четырех стенах, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать. Непривычное желание, странное, но яркое и кажущееся правильным. Только вот до дома в нынешнем темпе минут двадцать. Ускориться бы... Киба огляделся по сторонам в поисках прута или хотя бы интересной приманки. Жаль кошки давно потеряли актуальность — эти наглые твари стараниями жены заполонили всю жилплощадь и делали, что вздумается, и в итоге на их сумасбродные выходки вроде покорения высот и лежбища прямо на плечах перестали обращать внимания вообще. А на что еще поведется любая собака? Загадка века прямо. Киба фыркнул и встряхнулся, и в этот момент Акамару заливисто залаял и с неожиданной прытью устремился вперед.
Киба на пару минут оторопел и счастливо-взволнованный бросился следом. Акамару, как прежде, легко и ловко преодолел с полкилометра, завернул в закоулок, пронесся по лабиринту узких улочек и перемахнул через старый покосившийся забор. Киба еле поспевал за ним, всё больше и больше пьянея от скорости и недоумевая о причине перемен. Хотя, конечно, какая разница, лишь бы оно продолжалось — продолжалось! — и не смело заканчиваться впредь.
Но притормозить волей-неволей пришлось. За забором скрывался одинокий сарай посреди пустыря — и всё здесь пропиталось пустотой и одиночеством. Если здесь когда-то и жили люди, то было это явно очень давно. И чего Акамару здесь могло понадобиться? Где он сам-то? Киба внимательно осмотрел местность и осторожно двинулся вперед, посвистывая.
— Акамару! Эй!
Ответного отклика не последовало. Кругом вообще было тихо-тихо. Лишь едва слышно скрипнула дверь, и ничего не оставалось, кроме как повиноваться чутью. Вспомнить охотничьи инстинкты, почти забытые и сладостным напряжением отозвавшиеся в теле.
В сарае оказалось затхло и пыльно. Киба сморщился и, не сдержавшись, чихнул; тут же в глубине дома послышался знакомый лай, указывающий место. Киба недовольно проворчал себе под нос: «А раньше нельзя было?» и в слабой надежде посвистел. Акамару предсказуемо проигнорировал, давая понять, что призывает не просто так, и Киба со вздохом двинулся вперед, периодически зажимая нос и всё равно чихая. Доски под ногами ходили ходуном, наполовину сгнившие, наполовину отсутствующие вовсе, но с каждым шагом, с каждым новым отрывистым лаем Киба приближался к заветной цели всё ближе и отступать был не намерен.
Наконец, в самом дальнем закутке, за слежавшимися коробками показалась знакомая туша, радостно виляющая хвостом и указывающая головой себе за спину. Киба хмуро приблизился к Акамару, собираясь по полной высказаться на его счет, и подавился словами. Из-за толстой лапы Акамару показался маленький пушистый комочек — белый в черный горох. Щеночек.
У Кибы защемило в груди — от воспоминаний, от этой непритворной беззащитности, от вспыхнувшей надежды.
— Акамару, дружище, лохматина ты моя, это твой детеныш, что ли?
Акамару невразумительно заворчал, а Киба сел на корточки и растерянно погладил ощетинившегося малыша. Тот тут же попытался тяпнуть. Дикий, значит, гордый, осторожный. Подобных сложнее всего приручить, но зато потом они становятся самыми верными товарищами. Киба по опыту знал — потому улыбнулся чуть грустно и светло.
— Ну-ну, хороший, не бойся. Я собакам друг.
Щеночек глянул недоверчиво, критично обнюхал ладонь и демонстративно отвернулся. Киба расхохотался.
— Ишь какой! — а затем посмотрел на Акамару, прямо в его умные, внимательные глаза, и коротко поклонился. — Спасибо, друг, спасибо...
Акамару привычно ткнулся носом в плечо, и столько в этом было знакомого, доверчивого, трепетного, что в глазах защипало. Киба на минуту крепко прижался к теплой мохнатой шее, выдохнул глубоко, и тут на заднем фоне что-то зашуршало и шлепнулось с глухим ударом. Киба встрепенулся, вопросительно приподнимая брови, и с интересом обогнул подозрительно подобравшегося Акамару. И замер с открытым ртом, не зная то ли смеяться, то ли плакать.
На полу копошилась, образуя причудливый узор, целая дюжина мохнатых белых щеночков в черный горох.
И всё у них было впереди.